Из кн. «Язык славян»

ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК.

БОГОСЛУЖЕБНОЕ ЧТЕНИЕ.

8.1. Церковнославянский язык как богослужебный язык Русской Православной Церкви

Под именем церковнославянского языка принято понимать тот язык, на который в IX веке был сделан перевод Священного Писания и богослужебных книг первоучителями славян святыми Кириллом и Мефодием.

Славянский язык вот уже тысячу лет несет слово Божие Православной Руси, являясь для нее языком богослужения, богообщения и молитвы. | В Церкви шло становление языка, его внутренняя христианизация и воцерковление, преображение стихии славянской мысли и слова, славянского голоса, самой души народа, на долю которого выпало редкое счастье принять хрис­тианство тогда, когда только складывались черты национального самоопре­деления, когда прогремели Вселенские Соборы и утверждено было в чистоте апостольское Православие. Самый язык славянский стал для народа сосудом благодати Христовой, хранил церковное единство и православные традиции.

Сейчас церковнославянский язык — это язык богослужения у православных славян, т. е. у русских, украинцев, белорусов, болгар, македонцев, сербов. Этот язык сложился давно, в IX в., он является общим достоянием всего православного славянства и в течение многих столетий был основой религиозных и культурных связей разных славянских народов. Раньше, [ в средние века, церковнославянский язык был не только богослужебным, на нем писалось все то, что связывалось с религиозными ценностями; поскольку же вся средневековая культура имела религиозный характер, церковнославянский был языком всей культуры в целом. Славяне читали на нем Библию, на церковнославянский переводились сочинения греческих и латинских богословов и учителей монашеской жизни, византийские исторические и научные сочинения, на нем писались поучения, жития святых, летописи. Эти произведения переходили из одной славянской области в другую, переписывались,изменялись, приспосабливались к новым условиям, они были основой духовной жизни славян и их взаимного общения.

Возникновение церковнославянского языка связано с именами славянских апостолов, святых Кирилла и Мефодия. Как рассказывается в Житии св. Кирилла, Бог дал св. Кириллу славянские книги, чтобы и славяне «были причислены к великим народам, которые славят Бога на своем языке».

От народов Византийской империи к славянам проникло и быстро распространилось христианство. Но, слушая богослужение на чужом им языке, славяне не могли вполне усвоить истины нового для них учения. Так было до IX века, когда святые братья Кирилл (в миру Константин) и Мефодий были призваны дать славянам понимание христианского богослужения — перевести для них богослужебные книги с греческого языка на славянский.

Так как у славян в то время не было еще письменности, то святые братья сами составили славянскую азбуку, взяв за образец греческую азбуку и дополнив ее недостающими буквами.

Утвердить славянскую письменность как особую религиозную традицию, существующую наравне с греческой и латинской, было очень трудным делом. Святые Кирилл и Мефодий с 863 г. создавали славянское богослужение и славянскую церковную литературу в Великой Моравии и Паннонии, сла­вянских государствах, расположенных на территории современных Чехии, Словакии и Венгрии. В церковном отношении эта область подчинялась Риму, и именно от римского папы Адриана свв. Кирилл и Мефодий получили благословение на свою деятельность. Св. Кирилл скончался в Риме, а св. Мефодия папа Адриан поставил архиепископом «всем землям славянским» (как сказано в Житии св. Мефодия). Но у их дела было много противников, Мефодия преследовали, его учеников изгнали из Моравии. К тому времени Моравия не была единственным славянским христианским государством. В 864 г. при царе Борисе христианство приняла Болгария, в церковном отношении подчинявшаяся Константинополю, и ученики Мефодия перенесли свою деятельность в эту страну.

В Болгарии при царях Борисе (852—888) и Симеоне (888—927) церковнославянская книжность переживает свой первый расцвет. В дополнение к библейским и богослужебным книгам, переведенным Мефодием и его учениками в Моравии, переводится с греческого множество книг и появляются разнообразные оригинальные произведения. Славянская книж­ность занимает свое место в ряду мировых литературных традиций. Те новые славянские государства, которые возникают в это время и принимают христианство, естественно, продолжают это развитие. Так случилось в Сербии в XI—XII вв. То же самое происходило и в Киевской Руси. После официального принятия христианства при св. Владимире в 988 г. на Руси утверждается и славянское богослужение, и славянская книжность. Не совсем исчезает церковнославянская литературная традиция и у тех славян, которые находились в церковном подчинении у Рима. Церковнославянским продол­жают пользоваться в Чехии (до конца XI в.) и в Хорватии. Все эти области находились в общении друг с другом, взаимодействие имело место и в сфере литературы, и в сфере языка.

Это были внешние трудности становления церковнославянского языка. Не менее существенными были трудности внутренние. Когда говорят, что церковнославянский язык создали свв. Кирилл и Мефодий, имеют в виду именно преодоление этих трудностей. Конечно, они не выдумали этот язык, а приспособили славянскую речь к выражению тех понятий и представлений, которые диктовало христианское учение.

Это, бесспорно, требовало огромной работы. Кирилл и Мефодий были греками, они родились в греческом городе Солуни (Фессалоники), в IX в. •там жило очень много славян, так что говорить по-славянски братья, видимо, 'научились еще в детстве. Но говорить и писать — это совсем разные вещи. Для того чтобы сделать язык письменным и перевести на него Библию и богослужение, нужно было создать письменность, т. е. славянский алфавит, приспособленный к звукам славянской речи, нужно было найти слова, которые подходили бы для выражения христианских понятий, и нужно было, наконец, научиться строить фразы так, чтобы получалось стройное и последовательное повествование — такое же, какое было в греческих оригиналах. Над этим и трудились свв. Кирилл и Мефодий.

Славянский алфавит создает св. Кирилл, этим первоначальным славянским алфавитом была глаголица. У св. Кирилла было замечательное понимание языка, придуманный им алфавит прекрасно подходил для записи того славянского говора, которым он владел: буквы соответствовали тем единицам звучащей речи, которые нужно было различать для того, чтобы не смешивались разные слова. Когда церковнославянским языком начинают пользоваться в Болгарии, глаголица заменяется кириллицей — тем церковнославянским алфавитом, которым мы сейчас пользуемся. Однако основной труд — выделение значимых звуковых единиц — был проделан св. Кириллом: рисунок букв в кириллице был другим, но система графических знаков повторяла глаголицу. Замена произошла потому, что в Болгарии и раньше записывали славянскую речь с помощью греческого алфавита (который был для этого плохо приспособлен: в нем нет букв для обозначения звуков ш, ж, з, ц, ч и т. д.). Славянский кириллический алфавит возник тогда, когда взятый у греков набор букв дополнили в соответствии с глаголицей.

Святые Кирилл и Мефодий сделали много переводов с греческого на церковнославянский. Святые равноапостольные братья использовали для перевода церковный византийский текст, который был под контролем и оберегался в Церкви как нечто постоянное и неизменное, как сама истина, как церковно-текстуальное предание, уходящее в апостольскую древность и недоступное для загрязнения человеческими мудрованиями.

В результате переводов, сделанных св. Кириллом и Мефодием, сформировался основной словарный фонд (лексика) церковнославянского языка. В это время славяне только начинали осваивать христианскую культуру, и основные понятия христианской веры не имели в их языке никакого соответствия. Например, второй член Символа веры («Верую во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век, света от света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша») достаточно трудно было в первый раз сказать по-славянски. Слово «Господь» к богу (т. е. к языческим богам) не прилагалось, а обозначало властителя, владельца; прилагательного «единородный» вообще не было, оно было придумано славянскими первоучителями по греческому образцу, так же как не было прилагательного «единосущный», да и самого абстрактного понятия «сущности». Слово «век» имело, возможно, значение какого-то временного отрезка, соизмеримого с человеческой жизнью (ср. «на мой век хватит»), но выражение «прежде всех век» никакого смысла для славян-язычников не имело. Все это нужно было придумать, и первый шаг сделали здесь святые Кирилл и Мефодий.

Не легче обстояло дело и с книжным синтаксисом. При свв. Кирилле и Мефодий никакой традиции логического, а не разговорного построения фразы, еще не выработалось. При этом у первых славянских переводчиов был перед глазами греческий или латинский текст, с которого они переводили. Просто перенести в славянский текст синтаксис греческого или латинского оригинала было, конечно, невозможно, хотя все эти языки были родственными и в синтаксисе у них было много общего.

Однако можно было сохранить порядок слов, поскольку в славянском он был таким же свободным, как в древних языках, можно было найти подходящие славянские эквиваленты для греческих союзов и частиц, связывающих простые предложения в сложные. В тех же случаях, когда в разговорном языке соответствия не находилось, оставалось скопировать греческую синтаксическую конструкцию, поставив, например, на место греческого глагола в неопределенной форме славянский глагол в той же форме, на место существительного — существительное (в том же падеже) и т. д. Например, слова Христа апостолам Андрею и Петру (Мк. 1, 17) переданы в славянском Евангелии так: Приидите во след Мене, и сотворю вас быти ловцы человеком; и неопределенная форма быти, и падежи существительных соответствуют здесь греческому тексту, в живой же славянской речи таких конструкций не встречалось. В результате подобной переводческой работы и возник особый синтаксис книжного славянского языка, который стал употребляться не только в переводных, но и в оригинальных сочинениях.

Сформировавшийся таким образом язык был, конечно, не очень похож на ту речь, которую можно было услышать в домашнем разговоре древних славян или даже на совете их вождей. Поэтому с самого начала церковнославянский был языком книжным, отчетливо противопоставленным бытовому разговорному языку. На фоне этого основного противопоставления другие языковые различия казались не такими важными. Это относится прежде всего к различиям между отдельными славянскими диалектами. В IX—X вв. славянский был еще единым языком, и разные его диалекты, из которых потом развились известные нам славянские языки (русский, украинский, болгарский, сербский, чешский, польский и др.), различались между собою не больше, чем говоры, скажем, современной вологодской и современной курской деревни. Именно поэтому свв. Кирилл и Мефодий создают церковнославянский на основе знакомого им южнославянского диалекта Солуни, а отправляются со своими книгами в Моравию, к западным славянам.

Это не значит, конечно, что церковнославянский, где бы он ни употреблялся, оставался совершенно одинаковым. Отдельные местные черты он приобретал: в Моравии — моравские, в Болгарии — болгарские, в Киевской Руси — восточнославянские. Так возникали отдельные изводы (или редакции) церковнославянского. Они отличались прежде всего чертами фонетики и морфологии, приспособленными к особенностям данного славянского диалекта. Так, в древней Болгарии говорили и писали рождьство, в древней Чехии — розьство, а на Руси — рожьство. Имелись различия и в словаре, среди тех слов, которые были не специальными книжными образованиями, а заимствовались из местной бытовой лексики. Различия, однако, не были слишком большими, так что произведения, возникшие в одной области, читались и переписывались в другой. Поэтому разные изводы церковнославянского влияли друг на друга, и сегодняшняя русская редакция церковнославянского вобрала в себя результаты многих веков этого развития.

Церковнославянскому языку в Древней Руси учились не так, как мы учимся ему сегодня. Учебники, грамматики и словари появляются только в XVII в. До этого учились так. Сначала выучивались читать по складам, т. е. распознавать буквы и правильно произносить их сочетания, потом заучивали наизусть тексты Часослова и Псалтирь. А понимать эти тексты надо было, основываясь на знании своего родного языка. Степень понимания поэтому могла быть разной, хорошо понимали церковнославянские тексты те, кто много читал. Как бы ни обстояло дело с пониманием, но на восприятии церковнославянского языка такая процедура обучения сказывалась вполне определенно: русский и церковнославянский понимались не как разные языки, а как разные варианты одного языка. Такое понимание отражалось и на употреблении. Во-первых, разграничивались сферы применения вариантов, т. е. книжного и некнижного: по-церковнославянски не вели бытовых разговоров, а по-русски не молились. Во-вторых, когда русский человек писал книжные тексты, он пользовался своими знаниями родного языка, часто только переделывая на книжный лад обычные для него слова и обороты.

Были в Древней Руси и книжники-профессионалы. Они переписывали книги и трудились в основном в скрипториях при больших монастырях и княжеских центрах. Их труд требовал особого умения, ведь у них не было никаких справочников, а текст надо было переписать правильно и исправить в нем ошибки. Это было очень важно, потому что речь шла не о каких-нибудь книжках для чтения, а о словах, которые произносились в церкви и были обращены к Богу. Неправильность в таких текстах могла означать неправильность в вере, потому что в восприятии древнерусских книжников неправильное слово могло соответствовать «неправильной» вещи. Когда разговорный язык существенно изменился, так что владение книжным языком, выученным на основе разговорного, становилось все более затруднительным, стала ощущаться необходимость упорядочить книжный язык и книжную письменность на новых основаниях. Этот процесс начинается в конце XIV в.

Сначала русские книжники обращаются к южнославянским (болгарским и сербским) образцам, полагая, что на славянском Юге язык свв. Кирилла и Мефодия сохранился лучше и проблему правильности можно будет решить, просто аккуратно воспроизводя церковнославянские тексты, принесенные от болгар и сербов. В это время на Руси усваивается ряд черт южнославянских изводов церковнославянского: начинают ставиться надстрочные знаки (ударения и придыхания), упорядочиваются знаки препинания и написание слов под титлом, переносятся некоторые формы (например, «рождество» вместо «рожество»). Однако основные проблемы на этом пути не решались. Вопрос о правильности нужно было решать самостоятельно.

С конца XV в. осуществляется большая работа по стабилизации церковнославянского языка и совершенствованию основного корпуса письменных памятников.

Благодать Божия поставила славянский язык наряду с тремя священными языками: греческим, латинским и еврейским.

В 1499 г. завершается составление полного библейского свода (всех книг Ветхого и Нового Заветов), над этим трудился кружок книжников, собранных новгородским архиепископом Геннадием; появляется так называемая Ген-надиевская Библия (до этого имели хождение отдельные библейские книги, не собранные воедино). Позднее она легла в основу первопечатной славянской Библии, изданной в Остроге в 1581 г., и ее московского переиздания 1663 г.

Славянская Библия занимает первое место по полноте и точности воспроизведения Библейских древних писаний, о чем свидетельствуют и списки кумранских рукописей, написанных за 200—300 лет до Рождества Христова.

Славянский текст Священного Писания и православного богослужения — свидетель первого тысячелетия неразделенного христианства и драгоценное наследие равноапостольных трудов святых Кирилла и Мефодия, на котором воспитывались и воспитываются чада Русской Православной Церкви.-. Церковнославянский богослужебный текст, освященный тысячелетней тради*) цией молитвенного использования в Русской Церкви, вошел в сокровищницу ее Священного предания. Язык церковнославянский, уже много веков имея единственной задачей выражать Божественное учение и повествования о Домостроительстве Божием, совершенно сроднился с тем, для выражения чего он служит; воспитанный на нем народ особенно восприимчив к тому, что он выражает, и в самом его звуковом составе, в движении речи чувствует этот высший смысл, слышит голос Божий, сам к Нему веками на этом языке обращается и усвоил то убеждение, что славянский язык есть орудие, средство общения с Богом. Церковнославянский язык как бы впитал в себя свойства Священного текста и самым видом своих письмен, всем строем и духом влечет в горний мир Божественных созерцаний и христианского подвига.

В середине XVI в. составляются Великие Четьи Минеи митрополита Макария, в которых собраны и обработаны жития святых, поучения, настав­ления о монашеской жизни и богословские трактаты, известные в Московской Руси в это время. Упорядочивается летописание, создается Степенная книга — большая сводная летопись, имевшая полуофициальный характер.

Вся эта работа становится особенно систематической, когда в Москве начинается книгопечатание, сначала в анонимной типографии с 1550-х годов, а с 1564 г. — в типографии Ивана Федорова (в этом году он издает свою первую книгу — Апостол). При книгопечатании книга воспроизводится сразу в сотнях экземпляров, поэтому подготовка исправного текста становится особенно ответственным делом. Вокруг типографии складывается штат профессиональных, хорошо образованных книжников, которые занимаются подготовкой книг к печати (книжной справой). В ходе их трудов принимает окончательные очертания московский вариант церковнославянского языка со своей нормативной орфографией и морфологией.

Церковнославянский язык — живой язык, язык Православной Руси — Святой Руси. Он остался живым для всех подлинных чад Церкви и после возникновения русского литературного языка. Самый русский литератур­ный язык своей неизменной подпочвой имел церковнославянский, и отрыв от этой почвы обрекает его на гибель — в былом его качестве великого языка.

Почти все корни слов и их значения общи у церковнославянского языка с русским, в чем легко убедиться всякому, кто обратится с этой целью к богослужебным книгам. Из общего количества слов, употребленных в самой трудной славянской книге Псалтирь, найдется не более ста, нуждаю­щихся в переводе. К ним принадлежат слова: абие, аще, брение, буий, векую, ганание гобзование, егда, ыже, яже, еже и др. В это число входят и иностран­ные слова, оставшиеся в церковнославянском языке без перевода: онагр, скымен, скраний и др.

С другой стороны, если обратиться к современному литературному рус­скому языку, то можно увидеть, что он представляет собой неразделимое сочетание элементов русской речи с элементами церковнославянскими. «Гово­рить о русском языке, как о языке отдельном от церковнославянского, никак нельзя» (Ф. Буслаев. Историческая хрестоматия церковнославянского и древ­нерусского языков).

В нашей современной речи нередко встречаются корни и формы церковнославянских слов, например «млекопитающие», «млечный» (путь), «прохлада», «прозрачный», «древесина», «животное» — от церковнославянских: млеко, древо, хлад, зрак, живот (в смысле «жизнь»).

Славянские слова обрели жизнь в русских и русские в славянских и образовали вместе «великий, могучий, правдивый, свободный русский язык» (И. Тургенев).

Существует мнение, что церковнославянский язык должен считаться мертвым, так как нет народа, который говорит на нем.

Действительно, ни один славянский народ не говорит на церковнославян­ском языке в обыденной жизни, в быту, но миллионы славян молятся на нем, а молитва есть живое общение с Богом.

Церковнославянские песнопения живы и живительны. Они не только живых членов Церкви связуют воедино, но и тех, которые уже умерли для земной жизни. Наши близкие, дорогие умершие предки и святые угодники земли Русской: преподобные Антоний (t 1073) и Феодосии (f 1074) Киево-Печерские, преподобный Сергий Радонежский (f 1392); преподобный Серафим Саровский (f 1833); святые угодники земли Сербской, например, святой архиепископ Савва ("f 1237); святые чудотворцы Болгарские, напри­мер преподобная Параскева (XI в.), преподобный Иоанн Рыльский (f 946) и множество других православных славянских святых, начиная от святых Кирилла (f 869) и Мефодия (f 885) — молились на этом же церковнославянском языке и теми же словами, какими и мы теперь молимся. Этой традицией мы бесконечно дорожим.

Определяя жизнь или смерть языка, не надо забывать, что слово есть выражение мысли. Если церковнославянский язык вызывает мысли, будит чувства, значит, он живет, а мы уже знаем по опыту, что он и вызывает мысли, и будит чувства.

Отсюда первая задача по отношению к церковнославянскому языку — просвещать сознание верующих. Церковные слова будут оживать в слухе и разуме молящихся по мере того, как будет возвышаться религиозное просвещение верующих. Кроме того, для оживления церковнославянского языка требуется общенародное пение, живое участие народа в совершении богослужения; слово, исходящее из уст человека, живее и действеннее для сознания человека, чем слово, которое входит извне в слух его.

Сила слова — в мысли и чувстве, с ним соединяемых и им вызываемых. Слова сами по себе мертвы и немы, пока мы на них не отзываемся мыслью и чувством. Например, слово «Пасха» (евр. — прохождение). Это слово не наше, чужое. Многие затруднятся перевести его, но с ним соединяется масса радостных чувств и определенных идей, которые определяются словами «пасхальные мысли», «пасхальные чувства». При таком отношении к слову не имеет большого значения, русское оно, славянское или греческое — оно наше и исключению из употребления не подлежит.

Церковнославянский язык имеет очень важное значение для православного христианина. На этом языке совершается богослужение в нашей Православной Русской Церкви и написаны наши Священные и богослужебные книги.

Богослужение — это целое (синтез), элементы которого — чтение, пение, архитектура храма, иконопись, язык и т. д. — служат его гармонии. Только с точки зрения соответствия цели православного богослужения в храме должно рассматривать эти элементы, например, в архитектуре церквей мы найдем много странного и непонятного. Здесь все не так, как в жилищах людей, но церковь есть дом Божий, а не жилище человеческое; в ней все подчинено идее богопочитания, и при свете этой идеи мы понимаем, что так и должно быть в архитектуре храма.

По своему возвышенному характеру, по своей силе и звучности церковно­славянский язык является наиболее совершенным средством для выражения религиозных настроений православного русского человека. Высшие стремления духа и глубокого чувствования, отрешенные от земного и направленные к небесному, чистому и вечному, получают наиболее соответствующее выражение в этом языке, далеком от всего обычного, житейского.

Церковнославянский язык образует для молитв и песнопений возвышенный стиль. В этом отношении церковнославянский язык является неисчерпаемым сокровищем.

Славянскому языку присуща особая динамическая структура: он лучше передает импульс религиозной жизни, глубже выражает молитвенные чувства. Древние языки более приспособлены для выражения явлений и динамики духовной жизни. Это первая и главная причина их сохранения в православном богослужении. Второе основание — трудность самого перевода. Богослужебные тексты — это шедевры священной поэзии особого типа и порядка. Православные церковные службы называют опоэтизированным, иконографическим, поющим богословием. Третье основание — традиция. Это актуальное бытие прошлого в настоящем. Живая традиция сохранила нам дивное, неповторимое православное богослужение. Церковное богослужение — это синтез жизни Церкви в эпоху ее древнего расцвета. Древние языки имеют очень важное значение для сохранения в чистоте и внутренней целостности одного из видов Церковного предания — богослужебного канона. Славянский язык наряду с другими древними языками стал священным языком Церкви. Православные в славянской речи слышат молитвенный голос своих отцов и дедов — Святой Руси, Церкви Небесной и торжествующей — и сливаются с ним в единстве молитвы всей России и всех славян, в единстве веры и любви. Славянское православное богослужение — это бесценное сокровище мистического гносиса, огромный потенциал духовных сил и энергии, который мы должны сохранить не только для себя, но и для будущих поколений.

«Речь церковнославянская возбуждает в русских некоторое благоговение уже самыми своими звуками, хотя понятными, но отличными от ежедневного говора, составляет приличное дополнение торжественности нашей церковной службы», — говорит Ф. Буслаев.

М. В. Ломоносов (1711—1765) давал высокую оценку церковнославянскому языку и относил его к высокому стилю. Основная мысль М. В. Ломоносова — идеи горнего порядка должны выражаться и языком горним, возвышенным, а о вещах житейской суеты следует говорить языком дольним. Достоинства церковнославянского языка неоспоримы, и наша задача сохранить этот великий язык, на котором были построены христианское миросозерцание и жизнь всех славянских православных народов.